Шайтанкуль - чёртово озеро - Страница 30


К оглавлению

30

То был тяжёлый день. Путь лежал через выжженную, так и не успевшую зазеленеть степь. Иногда она сменялась тапырами и песчаными плешинами — он шёл по местам, где степь граничила с пустыней.

Жажда истощила его силы, его волю. Он несколько раз гнался за миражем, спеша окунуть пересохшие, потрескавшиеся губы в вожделённую прохладу воды. В который раз обманутый, упорно шёл вперёд и, засыпая на ходу, валился в горячий, пыльный ковыль, на горькую полынь, на жёсткие типчак и верблюжьи колючки. Спал несколько часов, мучаясь бредовым видением: кристально чистым родником в бору за Разуваевкой. Но просыпался с горьким привкусом песка и полыни во рту.

В конце седьмого дня пути Андрей наконец набрёл на низину, среди которой, туманясь испарениями, покоилась не успевшая высохнуть лужица. У этой грязной лужицы он отдыхал целыесутки.

Набрав воды в кастрюлю и ведро, Погарцев мог идти дальше, но у лужицы он съел последний кусок мяса, а зерно было неприкосновенным запасом. Поэтому прежде чем продолжить путь, Андрей несколько часов охотился с луком и стрелами на сурков, и ему повезло подстрелить одного.

И ещё два дня он шёл по безводной полупустыне. И снова кончилась вода, и снова его мучила жажда. Подкашивались ноги, а тележка казалась нагруженным железнодорожным вагоном. Он уже отчаялся дойти до Шайтанкуля — огромного озера среди степи, но к полудню одиннадцатого дня пути с расстояния пяти вёрст открылось его глазу камышовое царство.

Остановившись у чистого лиманчика, Погарцев решил сразу же заняться заготовкой пищи и топлива, а потом уже по перволёдью отыскать тот остров, на котором провёл четыре года отец Курумбая Абылхасен. Но в первую же неделю, обследуя озеро, Андрей дважды чуть не столкнулся с людьми. Хорошо, что вовремя в камышах скрылся.

Погарцев был в растерянности: оставаться здесь, значит, ежедневно опасаться быть разоблачённым; идти дальше — а куда? Если на диком Шайтанкуле, у самого края жаркой пустыни появились люди, то разве возможно сыскать на этой земле место, где он мог бы остаться на долгие годы в одиночестве? Так ничего и не придумав, он решил подождать. Но странно: не ушёл от людей подальше, на другой конец озера, а прятался на берегу рядом с ними, как бы выслеживая их, несколько дней наблюдал за ними из камышей. Что ни говори, а здесь была жизнь, от которой он уже отвык, и любопытство снова и снова гнало его к стоянке геологов, к двум палаткам и полевой кухне.

И вот однажды, когда Погарцев уже всерьёз подумывал о продолжении пути на запад, к Аралу, он застал у палаток непривычную суету. Присмотревшись, чуть не вскрикнул от радости — геологи сворачивали свой лагерь.

Подошла машина — "студебеккер". Пятеро мужчин и женщина начали снимать и складывать палатки, прицепили к машине полевую кухню. Седьмой — огромный бородатый мужик — что-то сердито выговаривал им, показывая на небо: на его западной половине собирались угрюмые, чёрно-свинцовые тучи. Но Андрей не думал о том, что надо спрятаться от дождя, он хотел дождаться отъезда геологов, дабы убедиться: никто и ничто не помешает его одиночеству.

Один из геологов побежал к воде и начал тянуть из камышей выкрашенную в зелёный цвет лодку, но Бородатый, видимо, начальник экспедиции, сердито закричал на него, покрутил пальцем у виска, и геолог, бросив лодку, побежал к машине. И тут же они уехали.

Погарцев боялся дышать — вот это удача! В его руках, из-за надвигающейся грозы, оказалась новенькая лодка. Теперь он может не ждать зимы и отыскать остров. Интересно, какой он по размерам? Хватит ли там места, чтобы посеять пшеницу? По здешним приметам её и в начале июня ещё не поздно сеять.

Вытащив лодку на берег, чтобы, не дай Бог, не уплыла, Андрей пошёл туда, где десять минут назад был лагерь геологов. И там отыскал много полезных для себя вещей: сколоченные из досок стол и две скамьи, с десяток жердей, два рулона толстых капроновых ниток, полмешка полугнилой картошки, лопата без черенка и топор без топорища, две пустые бочки из-под бензина. Всё это геологи забыли впопыхах, а может быть, и за ненадобностью, но для Погарцева эти вещи были целым состоянием. Что ж, с удачи начинается его жизнь на Шайтанкуле!

Только Андрей загрузил лодку, как хлынул проливной дождь, но он, не обращая внимания на ливень, но сполохи молний, плыл между камышами по заводи, мурлыка весёлый мотив.

К концу дня Погарцев отыскал спрятавшийся в камышах остров.

В центре острова обнаружил завалившуюся землянку. В ней, наверное, коротал время сорок лет назад незнакомый ему и давно умерший казах Абылхасен.

Кончился дождь, по обыкновению непродолжительный в степи, и Погарцев, завернувшись в волчью шкуру, уснул под перевёрнутой лодкой.

Наутро он поплыл к лагерю геологов, чтобы перевезти оставшиеся пустые бочки. Подплывая к берегу, через камыши услышал голоса:

— Кто-то лодку спёр, твою мать! Говорил Никитичу: давай заберём. А он: "Завтра заберёшь!"

— Может, ветром угнало? — предположил другой голос.

— А стол, скамейки, верёвки — тоже ветром унесло?

— Надо же, за полгода ни одной живой души не видели, а тут… Никак шайтан с нами пошутил!

— Ну ладно плакаться! Поехали! — услышал Андрей третий голос.

Когда стих шум мотора "студебеккера", Погарцев подплыл к берегу, осторожно выглянул из камышей. Бочки геологи забрали. Значит, сама судьба вчера позвала его ещё раз взглянуть на их лагерь.

И всё у Андрея было бы хорошо, если бы следом за ним не переплыла на остров его память…

12

Старик шёл ко дну, и всякие попытки всплыть не приводили к успеху — мешал, тянул вниз тяжёлый, сшитый из лисьих шкур жилет, мешала торба, которую он успел схватить, когда стала тонуть лодка. И только когда в лёгких не осталось почти воздуха, он отпустил торбу, снял жилет и, панически помогая руками, вынырнул на поверхность. То ли сил не хватило, то ли слишком резко захватил лёгкими воздух, но его вновь потянуло на дно. Ему показалось, что такое же, похожее чувство он испытал когда-то давно: и тогда вот так же тянуло его на дно озера, не было сил бороться, не было воли. Это уже было с ним, но у него не оставалось времени вспоминать тот давний случай, потому что всё внутри его противилось смерти, противилось безвольному мозгу и толкало вверх.

30