Шайтанкуль - чёртово озеро - Страница 29

И уже не боясь расспросов, не опасаясь быть раскрытым, Погарцев пошёл к людям. Андрей смог убедить себя, что он — Семён Никодимов. А раз себя смог, то и других как-нибудь убедит. Ведь никто из них не знает его настоящей фамилии, не знает его в лицо.

Он начнёт жить сначала, начнёт так, будто сегодня родился.

Не знал Погарцев, что так в природе не бывает. Нельзя прожить жизнь за себя и за кого-то ещё. Может быть, он и знал это, но хотел обмануть себя, а память бежала поодаль от него, на время оставил в покое, — она-то знала, что себя обмануть нельзя.

Ужинал Андрей с ребятами, которые называли себя первоцелинниками. Они многое рассказали ему из современной жизни, а он слушал их, открыв рот, удивлялся и ахал, поминал Бога и чувствовал тошноту, подкатывающуюся к горлу — никак не хотел уживаться с его душой лживый, мифический Семён Никодимов.

"Ничего, привыкну!" — уговаривал он себя.

И попросился жить с первоцелинниками. Один из расчувствовавшихся парней, кажется, бригадир, твёрдо пообещал взять его в свою бригаду.

Но только казалось, что сумел обмануть Погарцев и память свою и себя.

Поздним вечером, когда угомонились хлопцы, проходил по палаточному городку и возле одной палатки случайно подслушал разговор, быстро отрезвивший его.

— Ну и экземплярчик встретили мы здесь, товарищ директор! Дикий, аж жуть!

Андрей узнал голос комсорга Авдеенко.

— Как сказать! — услышал он голос того, в шляпе и кожаном пальто. — Ты видел, как он к трактору подходил?

— Как?

— Без страха. Если бы он в первый раз его видел, знаешь, что было бы?! Я помню, как старики в нашей деревне шарахались от трактора и крестились, когда впервой увидели.

— Ерунда, Алексей Николаевич! — убеждал его Авдеенко. — Столько одному в степи жить — и чёрта бояться будешь.

— Я не хочу сказать, что этот Никодимов не тот, за кого себя выдаёт, но в жизни разное бывает. Ты не допускал мысли, Витя, что он может быть изменником Родины, полицаем, скрывающимся от справедливого наказания?

— Ну-у, вы скажете! — неуверенно возразил комсорг.

— Во всяком случае нужно сообщить в органы. И пусть установят личность. Ты документы у него спрашивал.

— Нет у него. Да и какие могут быть документы?!

— То-то и оно! — подвёл итог директор. Он заговорил о других, каких-то неотложных делах, а Погарцев на подкашивающихся ногах поспешил в юрту. Там он забрался на полати и постарался успокоиться. Оказывается, не так просто родиться и жить Семёну Никодимову — ещё попробуй докажи, что таков был и есть на свете, а органах парни сидят не в пример этим, их сказочками не ублажишь. Андрей по себе знает: и Курумбая сыщут, и сыновей его. Вот удивятся приютившие его чабаны-казахи — был Андрей, стал Семён. Благо, что фамилии им своей не назвал, а Андреев в России… Нет, дознаются и повезут его в Разуваевку…

Недалёк был от истины директор. Только не полицай скрывается, а фрукт похлеще. Полицаи над чужими измывались, а он родную кровь не пожалел. А как верно директор про трактор заметил! Чего Погарцеву его бояться, когда он на таких, похожих, ни один гектар земли вспахал! А так, как с трактором и на другом его поймать можно. Нет уж, пока ночь не кончилась, ноги уносить надо. И чем скорее он это сделает, тем лучше. Только вот куда?

Недолго Андрей ломал голову над этим вопросом, потому что вспомнился ему давний разговор со старым Курумбаем, когда им помог понять друг друга сын чабана Мукан. Да, чабаны в тот день собрались на север, на джайляу, и Погарцева очень волновал вопрос, который он задал Курумбаю:

— А что, очень дикие места здесь?

— Сопсем дикий! — переводил Мукан то, что отвечал старик. — Два года живёшь, три года живёшь — никого не видишь. Однако здесь не сопсем дикий места. Шайтанкуль есть — озера такая. Два дня коня едешь, неделя нога идёшь. Там — Шайтанкуль!

Мукан показал на юго-запад.

— Что за озеро?

— Дурной озеро. На Шайтанкуль остров есть — земля среди вода. Там его ата Абылхасен, — Мукан кивнул на Курумбая, — четыре года жил. С Амангельды Иманов против бай, против цар воевал. Цар ловил их. Абылхасен сбежал на Шайтанкуль. Четыре года на остров прятался от Сибир. Потом домой пришла, худой, больная. Оказывается, три года острова сопсем зря жил. Русский давно цар выгнал. Абылхасен не знал ничего. Никто там не ходил, никто не плавал — только утки дикий. Утка ел, сурок ел, рыба ел — голода не помер. Большой Шайтанкуль, дикий Шайтанкуль. По-русски — чёртов озер называется. Нельзя там человек жить, шайтан на Шайтанкуль живёт.

Про это озеро и вспомнил сейчас Погарцев. Понятно, с юртой ему не добраться. Ну, Бог с ней. Что-нибудь на месте придумает — лето впереди.

"А может, обойдётся?" — спросил у Андрея Семён Никодимов, который не хотел покидать его.

"Да не обойдётся!" — резко оборвал его Погарцев и стал собираться в дорогу. Всё, что мог, уложил в тележку и через полчаса тронулся в путь.

Шёл всю ночь, боясь погони. К утру добрался до другого озерца в пятнадцати верстах от блюдца, куда уже ходил однажды. Днём прятался в камышах, высматривал степь. Но никто не преследовал его. Да и кому придёт в голову догонять странного русского — в степи четыре направления и сто дорог, и ни на одной из них почти не остаётся следов, даже колёс от арбы. На всякий случай первые трое суток он решил идти только по ночам. Дальше озерца путь ему был неведом. И Погарцев ориентировался по Полярной звезде.

На третий день пути в майскую степь пришёл зной. Солнце стояло высоко и щедро поливало землю раскалёнными лучами. Ночью идти было легче, но невозможно отдыхать днём, и Погарцев шёл до тех пор, пока не одолевали его усталость и желание поспать. В первые три-четыре дня пути ему довольно часто встречались степные озёрца, балки, по дну которых бежали ручейки, но дальше самым страшным врагом его стала жажда. Он научился беречь воду, пить по глотку, и всё-таки однажды целый день шёл с пустой фляжкой.