В последний раз отбушевала, отбуянила зима, и в степь возвратилась весна, не нарушив установившегося десятки тысяч лет назад порядка природы. Погарцев повеселел — безумие миновало его. Через неделю-другую освободится ото льда его Блюдце, недалёк тот день, когда прилетят утки, проснутся сурки, оттает земля — начнутся заботы. А в заботах время бежит быстрее.
Снег в этих степях сходит быстро, в несколько дней. И нынче он испарился на глазах, лишь в оврагах да низинах угрюмо темнели шапки льда. Андрей много ходил по степи, насобирал большой букет подснежников, чего с ним раньше не бывало. Но и делом занимался, готовя к летнему сезону рыболовные снасти.
А в одно майское утро его разбудил какой-то непонятный рокочущий шум. Поначалу Погарцев решил, что это самолёт, но шум приближался, и он совсем не был похож на гул самолёта. Что-то забытое, до боли знакомое чудилось в этом гуле. Он стал вспоминать, где слышал такой рокот. И вспомнил: до того, как уйти на суконную фабрику, он работал трактористом, и, конечно же, с таким звуком работали моторы тракторов.
Приближаясь, шум начал раздваиваться, утраиваться, пока не превратился в многоголосый рокот. Нашествие тракторов в степь, где за долгие годы Погарцев не встретил ни одного человека, казалось чудом. Испугавшись, Андрей вскочил, начал суматошно искать свою латаную-перелатаную рубаху. Пока искал, пока натягивал на себя, трактора подошли к озерцу, остановились. Замерев у самого выхода из юрты. Погарцев услышал голоса:
— Смотри, чум какой-то!
— Не чум, а юрта!
— И следы человеческие!
— А говорили, что мы здесь первопроходцы!
"Геологи! — испуганно подумал Погарцев. — И чего их принесло сюда?"
Он понял, что если сейчас не выйдет, то люди войдут в юрту. Что ответит им Андрей на вопрос: кто он такой? А ведь что-то должен ответить иначе…
Погарцев выбрался наружу, прищурил глаза на солнце. И увидел десятка два молодых мужчин в фуфайках, пальто, шапках, кепках — в самой разносезонной одежде, хотя погода стояла тёплая. С удивлением и любопытством смотрели пришельцы на него.
— Ба! Явление Христа народу!
— А бородища!..
— Туземец!
— Да ты приглядись — русский!
— Здорово, дядя! — К Погарцеву подскочил маленького роста, шустрый рыжий паренёк. — Ты что здесь делаешь?
— Живу, — буркнул Андрей.
— Видок у тебя экзотический! Ну, давай знакомиться. Виктор Авдеенко. — Паренёк протянул руку.
Гости застали Погарцева врасплох. Меньше всего он думал о том, что к Блюдцу могут прийти люди. Ну ладно бы один человек случайно забрёл, а то — целый "колхоз"! Что ответить этому дотошному пареньку? Правды он сказать не может. А что соврать?
— Семён Никодимов. — Андрей боязливо подал свою грязную руку.
— Как же ты очутился в этом глухомани, дядя?
— Всю жизнь здесь живу, — пряча глаза, ответил Погарцев. — Дед и отец у меня верующие были, старой веры держались. Ну, вот здесь и жили.
— Где же они?
— Померли давно. И матушка тоже… — Вот тут уже Андрей не врал. А в остальном — ложь. Он и сам удивлялся, как складно у него получается лгать. Складно и стыдно. Однако другого выхода не было.
— Значит, и ты верующий? — допрашивал всё тот же рыжий паренёк.
— Правильно, комсорг! — закричали другие парни. — Выводи его на чистую воду!
Погарцев растерялся, но сумел быстро взять себя в руки.
— Отверовался. Всех Бог прибрал, одного, как волка, среди степи оставил.
— Чего к людям не идёшь?
— Кому я нужен, сирота казанская?! — Андрей пожал плечами и подошёл к трактору. — Что за зверь такой железный? Бежит по степи сам, людей в себе везёт. Уж не сатану ли оседлали?
Парни громко расхохотались.
— Ну даёт дядя! Ты хоть знаешь, в каком веке живёшь?
— А на кой мне знать? Живу — и ладно, — невозмутимо ответил Погарцев.
— Тю-ю! — присвистнул Авдеенко. — Ну и дремучий же ты, дядя!
С недоверием и изумлением смотрели на Погарцева остальные.
"Поверили или не поверили?" — с тоской подумал Андрей.
— Хватит болтать! Разгружай сани! — прикрикнул на парней мужик лет тридцати пяти в шляпе и кожаном пальто.
— Приглашаем тебя, Семён Никодимов, на обед! — попрощался рыжий паренёк. — Там мы тебе растолкуем, какой нынче век и кто мы есть.
Погарцев решил не ввязываться в дальнейшие разговоры и ушёл в камыши. Забросив удочки, он думал о появлении людей и о том, чем это ему грозит. Он ошибся — эти люди не геологи. Андрей видел, как разгружали они сеялку, плуги. Скорее всего, это переселенцы, которые поселятся у Блюдца навсегда. Что остаётся ему? Искать другое место или примкнуть к поселенцам? Погарцев улыбнулся: почему бы и нет? А чтобы всё было хорошо, разжёг небольшой костерок, вытащил из-за пазухи документы, которые бережно хранил все эти годы, и с каким-то мстительным ликованием сжёг их.
"Ни один человек теперь не докажет, что я — Андрей Погарцев! — подумал он. глядя на догорающий огонь. — Нету. Нету больше Андрея Погарцева и нету вины его. Теперь есть только Никодимов Семён. И будет мне с памятью, как дурню с торбой, носиться. Ещё можно пожить в удовольствие".
Погарцеву казалось, что он очень здорово и правдоподобно сочинил биографию Семёна Никодимова. И люди, кажется, поверили ему. И никто никогда не сможет доказать, что это неправда.
Как ни боролась с ним память, но на этот раз он пересилил её. Он долго ждал такого часа и не собирается упускать его. Пусть память тревожит Андрея Погарцева, а не Семёна Никодимова. Они совершенно разные люди, и Никодимов не в ответе за Погарцева.