Шайтанкуль - чёртово озеро - Страница 23

— Что, косой, попался? То-то будешь знать, как под ноги смотреть!

Увидев человека, заяц заволновался, начал заполошенно подскакивать.

— Ты уж не обессудь, косой, что на бульон тебя пущу — обрыдла мне волчатина. Ты ведь никогда волчатину не пробовал? Противная вещь, скажу тебе — кишки выворачивает!

Погарцев наклонился над ямой. С трудом дотянувшись, схватил зайца за уши, вытащил наружу.

— Откуда тебе волчатину пробовать! Это волк вами закусывает, а вы всё травку щиплете. Потому, верно, и мясо ваше чистое. А кабы ели лягушек да мышей — и вами волки да лисицы брезговали бы.

Боясь по глупой случайности упустить добычу, Андрей обухом топора пристукнул зайца в лоб. Привязав беляка к поясу, Погарцев быстро заготовил большую охапку камыша.

Дома разделал зайца и, разделив тушку на четыре части, из одной сварил бульон. Ел, постанывая от удовольствия, и заснул в хорошем настроении.

Назавтра, воодушевлённый вчерашней удачей, он чуть свет побежал к ловушкам. На этот раз они оказались пустыми. Даже свежих заячьих следов не было — видимо, косые нашли плантации тростника и побольше и повкуснее.

"Что ж, — решил Андрей, — надо отыскать заячьи тропы".

Он пошёл вдоль берега по границе камышовых зарослей. Толстым, плотным ковром укутал снег безымянное степное озеро, и лишь в редких местах голубыми с зеленоватым проплешинами выглядывал чистый лёд.

На противоположном берегу, в пятистах шагах, Погарцев заметил несколько белых комочков, прыжками передвигавшихся в камышах. Зайцы!

Решив срезать путь, он пошёл напрямую, через озеро. По твёрдому насту шагалось легко, как по укатанной дороге. Погарцев спешил, предчувствуя удачу: даже если сегодня он не подстрелит зайца, не беда — наделает ловушек, а уж завтра обязательно попадётся беляк. Это было надёжнее охоты с луком.

Он целую неделю набивал ноги, мёрз в засадах, и каждый раз стрелы летели мимо цели. И не потому, что плохо стрелял — уток научился на взлёте с первого выстрела брать. Но зайцы — не утки. Они редко подпускали ближе, чем на тридцать-сорок шагов, а на такое расстояние из лука стрелять да ещё на морозе, — что из детской рогатки на медведя охотиться.

Погарцев шёл, задумавшись. И вдруг его правая нога мягко провалилась в снег. Тонко затрещал под ним лёд, и он, даже не успев по-настоящему испугаться, ухнул в воду. Откуда могла взяться полынья на диком, Богом и людьми забытом озере? Никак иначе — ключ бьёт.

"Конец!" — с ужасом подумал Погарцев.

Андрей ушёл под воду с головой, но тут же вынырнул на поверхность. Он был неплохим пловцом, но когда барахтаешься в ледяном крошеве, это не имеет никакого значения.

Мешал топор, заткнутый за пояс, но освободить от него для Андрея означало бы, что самому идти на дно вместе с ним. Мешал лук на плече. С ним расстаться была невелика беда, но как снимешь? А самые большие помехи — тяжёлая быстро напитавшаяся влагой одежда и холодная вода. Да что там холодная — ледяная! Барахтайся не барахтайся, а долго не продержишься. И помощи ждать неоткуда.

Странно устроен человек: сколько раз Андрей думал о смерти, как о спасении, искал её, а вот подвернулся случай, ан нет — барахтается, борется за жизнь из последних сил.

Андрей попробовал грести к краю полыньи. Ему приходилось руками разбивать тонкий лёд, поэтому с каждым гребком он почти с головой погружался в воду. Через минуту барахтанья он почувствовал, как немеют, становятся непослушными ноги. Испугавшись судороги, Погарцев из последних сил сделал резкий прыжок вперёд, и его рука коснулась края полыньи.

Забросив на лёд обе руки, он попытался подтянуться, но лишь высунул немного голову над полыньёй. Этого хватило, чтобы увидеть рядом с кончиками пальцев лопату, которую выронил, провалившись под лёд.

Руки начали соскальзывать. Андрей пытался вонзить ногти в лёд, но, ломая их, сорвался в воду, вновь погрузившись с головой. И когда его потянуло на дно, он подумал, что не надо ему всплывать — всё равно не выбраться. Не лучше ли, пока он здраво мыслит, облюбовать себе удобное местечко на дне озера? И не он, заражённый апатией, а лёгкие вынесли его на поверхность.

В тот же миг Погарцев заметил, что слева, совсем недалеко от него, там, где покоился черенок лопаты, во льду — узкая вымоина. Можно перекрыть вымоину лопатой и, если выдержит черенок вес тела, подтянуться и выбраться из полыньи, — подумал он.

Напрягая мышцы, Андрей выпрыгнул из воды и ухватился за конец черенка.

И на этот раз судьба миловала Погарцева.

С трудом он выбрался на лёд, оставив у полыньи спасшую его лопату и лук, побежал к юрте. О лопате он пожалел, когда пришлось вырывать руками из-под плотно слежавшегося снега камышито-кизячные щиты — неприкосновенный запас на случай болезни. И это был тот самый случай.

Боясь заболеть и заболеть серьёзно, Андрей принял все предохранительные меры. Жарко натопил в юрте, вскипятил воды и долго лежал в корыте, погрузившись почти что в кипяток. После жаркой парной ванны выпил отвара из подорожника, но в тот же день на закате солнца у него начался сильный жар.

Три дня Погарцев провалялся в беспамятстве.

Трудно сказать, чем бы закончилось для него купание в ледяной воде, если бы следом за этим не нагрянула в степь весна. Ласковое тёплое солнце нагревало за день кошму юрту, которая, несмотря на ночные заморозки, сохраняло тепло до утра. А днём вновь пригревало солнце.

Выйдя из забытья, Погарцев без радости и огорчения подумал о том, что жив. У него не было даже сил, чтобы приподнять с подушки голову. Перед глазами, будто круги над водой в солнечную погоду, расплывались радужные кольца.